В.Н. МОСКВИНОВ

ПО РЕПИНСКИМ МЕСТАМ ХАРЬКОВЩИНЫ
 

Старинный городок Чугуев — родина И. Е. Репина — находится в сорока пяти километрах к востоку от Харькова и расположен на правом горном берегу реки Северный Донец, при впадении в нее речки Чуговки.

Высота горы, на которой располагается город, достигает пятидесяти метров, и это, как говорят, определяло в старину стратегическое значение города: он был оплотом русских против монголов. Городок представлял собою удобную и естественно укрепленную крепость — “Чугунную крепость”, отсюда будто бы и пошло название города.

Городок оставался малозначительным до начала прошлого столетия, когда в связи с объявлением его поселенским городом он достиг своего экономического расцвета. Были вложены огромные капиталы, и военный город быстро принял тот вид, в каком он, в основном, оставался до наших дней.

Были выстроены Харьковская улица, параллельная ей Дворянская и две небольших соединяющих их улички — Никитинская (название дано в честь графа Никитина — начальника военного поселения) и Николаевская. Эти четыре основные улицы составляли, в сущности, весь город, так как все остальные нисколько не отличались от обыкновенных крестьянских улиц окружающих сел и пригородов. В конце Дворянской улицы (теперь ул. Гоголя), если идти от Осиновки, была устроена площадь, которую замыкал так называемый Штаб, как именовали чугуевцы топографический корпус — большое трехэтажное красивое и внушительное здание. На этой площади граф Никитин устраивал поселенские смотры, а позднее проводились царские парады. Сбоку площади был устроен даже дворец для царя, не раз наезжавшего сюда.

И хотя город оставался провинциальным, но военное значение его было для николаевской России велико. Чугуев был наводнен знатными людьми той эпохи, и Репин вспоминает, что даже в Харькове было скучнее и тише, чем в Чугуеве.

Кроме того, большое значение придавал городу ростовский тракт, ставивший его в равное положение с Харьковом и другими городами этого длинного пути.

Город окружен живописными слободками: Осиновкой, Калмыцким, Успенским, лежащими внизу, непосредственно в долине реки. За речкой Чуговкой, на равной высоте с городом, расположились Зачуговка и Преображенское (последнее упомянуто у Репина под названием Смыколки; это, по свидетельству стариков, старинное название с презрительным смыслом, редко теперь употребляемое. Происходит оно от глагола смыкать, т. е. бедствовать, влачить существование. Такими и были жители Смыколки в старину). Не хватает лишь для полноты списка слобод, упомянутых Репиным, Пристена — самого живописного местечка, о котором с такой любовью вспоминает Репин. Там теперь привокзальный район, и о Староверском лесе с могучими дубами в два обхвата, в котором столько радостных дней провел мальчик-Репин, помнят лишь старики. Он давно вырублен. Оттуда открывался так пленявший мальчика чудесный вид на Хомутец. На противоположном низком берегу Донца, как раз напротив Осиновки, вдали за леском, виднеется большое село Малиновка, левее, как на ладони, — Башкировка и Клугиновка. Выше по Донцу, в пяти километрах, красуется живописный, весь тонущий в зелени, Кочеток; ниже, километрах в пятнадцати, еще более живописные Мохначи. Все это — места, любимые и восторженно описанные Репиным, а также увековеченные им в его многочисленных рисунках и этюдах.

Все эти места дороги нам тем, что они воспитали Репина. Здесь, среди роскошной украинской природы, рос и развивался репинский талант; здесь Репин провел детство и раннюю юность; здесь впитал он любовь ко всему земному и прекрасному, к родине, народу и впервые приобщился к искусству.

Когда спускаешься из города по Генеральской горе, то видишь прямо перед собою великолепную панораму. Под ногами расстилаются утопающие в зелени Осиновка и Калмыцкое. Осиновка — направо, Калмыцкое — налево (последнее название употребляется все реже, и молодежь и новые люди весь этот пригород обычно называют теперь Осиновкой). Разграничительной линией между Осиновкой и Калмыцким служит церковь, та самая, существующая и поныне, окрашенная в цвет охры деревянная осиновская церковь, в которую в раннем детстве маленький Илюша ходил молиться с матерью и где впервые, любуясь на прекрасную живопись стен и иконостаса, дал однажды торжественную клятву сделаться художником.

Эти три слободы — Осиновка, Калмыцкое и Успенское — вытянулись длинной узкой лентой на два — два с половиной километра (ширина около двухсот метров, вмещающая всего две улицы) вдоль по Донцу. Основная улица здесь Широкая (теперь ул. Фрунзе; продолжение ее — ул. Ворошилова). От нее отходит, упираясь в Донец, нынешняя ул. Репина, где родился художник.

Не совсем точно, что Репин родился в Осиновке, хотя сам художник вспоминает так: “В украинском военном поселении, в городе Чугуеве, в пригородной слободе Осиновке, на улице Калмыцкой наш дом считался богатым”. [И. Репин. Далекое близкое, стр. 13.] Но все старики указывают на несоответствие этого указания действительности. Они обычно строго разграничивают Осиновку и Калмыцкое церковью. Все, что слева от церкви, — Калмыцкое. Здесь и родился Репин. Но никто не помнит, чтобы нынешняя ул. Репина называлась когда-либо Калмыцкой. “Калмыцкое — это вся слобода, — говорят старики. — А репинская улица называлась раньше Изюмской”. По ней и теперь проходит тракт из Ростова через Изюм и Чугуев на Харьков. Репины (да и не они одни) устроили здесь постоялый двор и на нем разбогатели.

Шумно было в старину в этом месте. Так, Репин вспоминает: “Через нашу Калмыцкую улицу шла большая столбовая дорога. Поминутно проезжали мимо нас тройки и пары почтовых с колокольчиками, часто проходили войска, а еще чаще — громадные партии арестантов”. [Там же, стр. 24.]

Этот “дом бабеньки” — постоялый двор — и был первой колыбелью маленького Илюши (теперь не существует. Последние владельцы его, Яновы, около 1935 г. сломали обветшавший репинский дом, который простоял, очевидно, не менее ста пятидесяти лет, и построили рядом с ним новый дом). Здесь провел мальчик первые несколько лет (сам художник не указывает точно — сколько; очевидно около 6 — 7 лет), когда его родители выстроили себе новый большой дом. Этот “новый дом” находился уже действительно в Осиновке, примерно в семистах метрах от старого (церковь находится почти посредине между ними), тоже на берегу Донца.

Любопытны, между прочим, те детские впечатления, которые сохранились у Репина в связи с переездом в “новый дом”. “Вот мы и едем, — пишет он. — Далеко-далеко отъехали и еще дальше едем, все по-над Донцом”. [Там же, стр. 26.] Здесь явно сказывается обычное для детей гиперболическое восприятие расстояний и размеров. Все, что казалось нам таким большим, далеким и грандиозным в раннем детстве, оказывается далеко не таким уж большим и солидным, когда мы все это вновь видим спустя много лет.

Быть может, это же невольное “преувеличение” сказывается и в описании “нового дома”? Но нет. Дело в том, что к статьям о “новом доме”, появившимся впервые в “Ниве” за 1908 г., прилагается фотоснимок с него. [“Нива” 1908, №№ 7 и 13.] Если это тот самый дом, на окнах которого появились первые художественные опыты Илюши и Усти — вырезанные из бумаги силуэты лошадей, коров, гусей и других домашних животных, то тем лучше: этот дом сохранился и сейчас, хотя и находится в очень ветхом состоянии. Вот что пишет Репин о “новом доме”: “Мы начинаем бегать по всем комнатам. Какой огромный дом! Неужели это наш?” [Там же. № 7, стр. 128.] И в другом месте: “Как весело было нам в нашем новом доме! Все перевезли, уставили. Просторно! Светло! Сколько окон! И какие большие! — как у бабеньки в горницах: если стать на подоконник, то не достанешь доверху”. [“Нива” 1908, № 13, стр. 242.] Кроме того, в других местах воспоминаний Репин неоднократно указывал, что дом их был полная чаша, большой, а лучшие комнаты часто снимались для постоев офицерами, топографами и даже один раз употребляет термин “зала”. В этой зале происходили танцы, устраивавшиеся топографами и писарями.

За четыре года до смерти Репин пишет Сергею Эрнсту: “Наш дом в Осиновке, как один из больших, был постоянно абонирован под их (топографов и писарей. — В. М.) балы, и я (13 л.) и сестра моя Устя (15 л.) были ласково приняты обществом заправил, и я, с захватывающей страстью, полюбил и танцы и наши и их балы”. [Из ответов И. Е. Репина на анкету-вопросник Сергея Эрнста. Датировано 10 февраля 1926 г.] Словом, дом был действительно большой, хотя и одноэтажный (в Осиновке вообще нет и не было ни одного двухэтажного дома).

А этот дом, сфотографированный для “Нивы”, никак нельзя назвать большим. Обыкновенная украинская хата, в которой всего две небольших комнатки и коридорчик между ними. Высота окон меньше метра. Нет, это не тот дом! Здесь какая-то ошибка, недоразумение.

Как всегда в таких случаях, приходится прибегнуть к памяти соседей, стариков. Все они говорят в один голос, что это — домик действительно старинный, и они помнят его с детства всегда как “Богданов дом” (теперь принадлежит Кашавцевой). О принадлежности его Репиным никто не помнит.

Но тут появляется предположение, которое читателю покажется, пожалуй, неубедительным. Дело в том, что на другой стороне улицы, как раз в том месте, откуда фотограф снимал этот “новый дом”, стоял тогда и сохранился поныне большой дом Ф. П. Уланова, и Федор Петрович рассказывает, что, по семейному преданию, их дом принадлежал в старину Репиным, и у отца, давно умершего, хранился даже соответствующий документ на это — купчая. Последняя, к сожалению, утеряна.

В таком случае, фотограф ошибся, сфотографировал и поместил в журнале совсем не тот дом. Особенно это убеждение крепнет после того, как его веско подтвердила самая древняя свидетельница детских лет Репина — Н. М. Кузьмина, бывшая постоянной гостьей в семье Репиных: она была подругой Усти, будучи моложе ее на пять лет. (Наталья Максимовна умерла в 1941 г. в возрасте 94 лет, т. е. была 1847 г. рождения. Год рождения Усти — 1842).

На вопрос, где был дом Репиных и сохранился ли он сейчас, Наталья Максимовна без колебаний ответила: “Репиных дом был тот, в котором сейчас Улановы живут. Только он сейчас перестроен. Он и стоял на другом месте, сажен на двадцать пять ближе к Донцу. Улановы купили его у Репиных, а потом Донец стал подходить, и им пришлось перенести его подальше от обрыва. Он и сейчас похож, только крылечко было не на углу, а посредине. По обе стороны крыльца было по два окна”.

Кроме того, имеется рисунок Репина 1877 г., изображающий, по-видимому, этот самый “улановский” дом. На нем пометка: “Дом Репиных”. К сожалению, художник преследовал чисто художественные, а не фотографические цели, и в наброске трудно уловить настоящий образ этого дома. Фотография здесь была бы более полезной. Во всяком случае, рисунок больше подходит к дому Уланова в “реконструкции” Н. М. Кузьминой. [Рисунок 1877 г. с пометкой “Дом Репиных” воспроизведен в “Ниве” 1914, № 29.]