Письменная переписка с Праховым 1868 года

1868

А. В. ПРАХОВУ

6  июля  1868  г. Петербург

Мой хороший Адриан Викторович! Я думал, что в эту поездку Вашу я не напишу Вам ни одного письма, но это совершеннейший вздор, и дай мне более свободного времени, я бы написал Вам целую кучу писем.          

Две кисточки я Вам послал через Мстислава Викто­ровича, но по другому Вашему поручению я оказываюсь постыдно несостоятельным. Простите или презирайте — воля Вашего правосудия. Можете себе представить, при выезде из Петербурга на это лето моих приятелей я ни с- одним не прощался, ни с Вами, ни с Гаврилом, ни с Мстиславом Викторовичем, ни даже, что меня и теперь бесит, с Антокольским, который, как кажется, уехал на­всегда за границу.

Вы, конечно, получите письмо Миколы гораздо рань­ше, чем я извещу Вас о его приезде, знаете также удар судьбы ( как угодно называть некоторым), разразившийся над ним. Да, это весьма горестное обстоятельство, и оно  ему чего-нибудь да  стоит.

Адриан Викторович, приезжайте к нам поскорее. Мы проводим время очень весело, живем мы втроем — я, Петр Иванович и Микола. Таскаемся в Старую деревню, где живет зазноба Петра Ивановича; жизнь его преис­полнена превратностей и непостоянства фортуны: иног­да сияние, озаряющее его бесшабашную голову, бывает так усладительно светло, что даже утушовывает затаен­ную скорбь Миколы, иногда же он мрачен, колорит лица серо-зеленый и глубокие вздохи его не дают мне спать во всю светло-душную ночь, то есть прерывает мой чут­кий сон. Наутро мы просыпаемся, разражаемся громким хохотом, и я, полный объективности и беспристрастия, таскаю  Петра  Ивановича по  комнатке.

Недавно, то есть 29 июня, мы праздновали именины Петра Ивановича. Он вообразил себе, что к нему долж­ны собраться в 12 часов дня, жара, все плавится, пот просачивается на поверхность платья, стеариновые свечки текут на стол и помойные ямы отделяют атомы в таком количестве, что заражают атмосферу на 30 верст в ок­рестностях Петербурга.

Петр Иванович велел поставить самовар, большой, жару в нем, как в кухне сенатора: пар наполнил скоро наше необъемистое жилище горячим непроницаемым ту­маном, и мы лежали в изнеможении, задрав кверху но­ги и почти без платья. Микола на небезукоризненном полу. Петр Иванович ждал, ждал, никто не идет, он рас­сердился слегка, плюнул, велел подбавить жару в само­вар и начал душить (пунш с ромом!!!) стакан за ста­каном, я же лежал полный объективности и бесприст­растия. Наконец чай упоительно приятно пощекотал мой аппетит. Я встал, выпил большую рюмку рому за здо­ровье Петра Ивановича и его зазнобы, полный объек­тивности и беспристрастия, и начал поглощать распекательный чай. Не помню, долго ли, коротко ли про­должалось наше чаеглотство, помню, что в это время пришли двое, один знакомый Петра Ивановича и ученик Петра Ивановича. К обоим Петр Иванович неотвязно приставал с ромом и уверял, что еще пошлет, особенно усердно он приставал к своему Телемаку и особенно усердно лил ему ром вместо чая. Я находился в полу­дремотном состоянии, прищурив покрасневшие и посо­ловевшие глазки,  полный объективности и беспристрастия. Я томился жаждою, наконец самовар появился снова с большим жаром и усиленным паром, и я снова принялся за него. Было часов пять, когда я разглядел Петра Ивановича. Лицо его было зелено, глаза мутны, и казалось, что в это время и он был полон объективно­сти и беспристрастия, впрочем, он поминал недобрыми словами тех, кто до сих пор не пришел. Мы ушли на Острова и только на другой день узнали, что все прихо­дили к нам в 7 часов и, разумеется, разругали.

Я уже начал малевать Диогена ', в академическом стиле (полный объективности и беспристрастия). Ваш Ахиллес2 скоро отгравируется (гравюра на камне — не­дурно). Карл Якимович3 сравнивал пробный оттиск с оригиналом (статуей) и нашел, что удовлетворительно. И действительно, за 50 р. 1500 экземпляров едва ли возможно лучше. Литографией нельзя было удовлетво­риться, ибо никакой камень не выдержит такое количе­ство оттисков, а гравюры, по уверению Прохорова, все выйдут «как одна».

Сейчас сходил к Прохорову и взял один оттиск, что­бы переслать Вам,— зрите и судите сами.

Недавно мы (я, Микола, Борис и Владимир Викторо­вичи ) провели целый день на Черной речке и ее ок­рестностях, катались на лодке, лежали в лесу, послед­нее мне особенно нравится.

Какой добрый Мстислав Викторович, он хлопочет за моего брата, писал нарочно письмо Владимиру Алек­сандровичу. Не знаю, удастся ли это дело, но, во вся­ком случае, благодарности своей ему я и выразить не могу.

До свидания, мой хороший! Веселитесь и укрепляй­тесь здоровьем, да поскорей приезжайте.

Ваш Илья

У Люгебиля я встретил однажды девушку, ту самую, которая была у Вас на маскараде. Она очень мила, хо­тя в немецком стиле.

1   Картина  «Диоген разбивает  свою чашу,   увидев   мальчика, пьющего из ручья воду руками» (1868).

2   Иллюстрация  Репина  к  статье  А.  Прахова   «Ахилл   Эрми­тажа».

3   К.   Я.  Люгебиль — профессор   Петербургского  университета.


Репин в 1879 г. Рисунок В. А. Серова.

Параша Мамонтова. 1881. ГТГ.

И.Я.Гинцбург (Репин И.Е.)



 

Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Репин Илья. Сайт художника.